В ОКРЕСТНОСТЯХ ПЕННАБИЛЛИ

Эта история началась 16 марта 2005 года, в день, когда великому итальянскому сценаристу и поэту Тонино Гуэрре исполнилось 85 лет,
и по российскому телевидению показали его интервью, переводчицей же была русская жена Гуэрры - Лора.
Воспользовавшись своими журналистскими связями, я отыскала домашний телефон Гуэрр в Италии( что оказалось делом не таким сложным), и уже спустя несколько дней обнаружила с изумлением, что на звонки отвечает не секретарь, и не автоответчик, а сам Маэстро, который, услышав английскую перепуганную речь, просит спокойно: "Пожалуйста, говорите по-французски или по-русски".
"А... можно Лору к телефону?",- ничего более подходящего торжественному моменту я не нахожусь произнести. "Да. Ло-о-ора!",- несется внутрь этого волшебного дома, и чуть погодя быстрые шаги и уже женский голос, молодой и заранее доброжелательный: "Алло?" Доброжелательный настолько, что у онемевшего сразу находятся правильные, хоть банальные, но зато искренние слова – пожелания здоровья и долголетия маэстро Тонино Гуэрре, как говорят у нас в Иерусалиме "ад меа вэ эсрим", а также выражения восхищения сеньорой, увиденной только что по российскому телевидению.
В конце беседы осмеливаюсь спросить: "Могу ли я надеяться, что и я когда-либо, где-либо смогу задать несколько вопросов лично Маэстро – для израильской прессы?"
"Конечно. А Вы приезжайте к нам в Пеннабилли."
Неделю я размышляла, приняли меня за сумасшедшую, или мне предоставляется шанс всей моей жизни. Поделилась с умным коллегой. Он напомнил мне монолог Жванецкого про одного, который приезжает в город Н., приходит в гостиницу и требует номер. А в гостинице ему отвечают, что номеров нет. "Так я же по приглашению самого вашего мэра." "?!" "Ну да. Мэр ваш по телевизору выступал, говорил: "Приезжайте все в наш город". В общем, коллега мне решимости не придал, но и сумасшествия не убавилось. Через неделю я перезвонила Лоре. Стала сбивчиво напоминать, кто я, откуда, а также свое не слишком запоминающееся в силу распространенности имя. Лора мне не дала дозаикаться, а напрямую спросила: "Леночка, так Вы когда решили приехать?" Остальное было делом техники.

***

За то время, пока я спешно готовилась к своему неожиданному путешествию, произошло два события. Одно из них было – мирового масштаба, и к тому же театр его действий находился в Италии, в Ватикане. Умер Папа Римский Иоанн Павел Второй, и дата моего приезда в эту страну теперь приходилась ровно на день окончания всеитальянского траура, объявленно по случаю его кончины.
Второе событие было гораздо мельче, прошло для большей части света, кроме, пожалуй, Дании и России, почти незаметно – 200-летие со дня рождения Ганса Христиана Андерсена.
Наблюдая за многочасовым телевизионным эфиром из Ватикана,где стотысячная толпа на Площади Святого Петра безмолствовала, ожидая очередного сообщения о состоянии здоровья Папы, и молилась за него – наблюдая эту самую тихую в миру мессу, я вспомнила сказку о соловье и императоре. И я представляла, как откроются высокие двери и на балконе появится молодой улыбающийся Кароль Войтыла, в роскошном белом одеянии он выйдет к своим поданным, которые его уже почти похоронили и лишь ожидают официального известия о его смерти. Однако Кароль Войтыла не был императором, он был Рабом рабов божьих, пастырем своей паствы, а его паства истово и искренне молилась за него.
Сообщение о 200-летие великого датского сказочника напомнило мне также, как в телефонном разговоре накануне моего приезда Лора Гуэрра сказала о своем муже, и голос ее потеплел: "Тониночко – последний сказочник." Я готовилась отправиться в дальний путь, чтобы вытащить или растопить крошечные осколки холодного кривого зеркала, застрявшие, как у многих других, в моем глазу и сердце.

***

Первым человеком, встретившим меня в Пеннабили, был близкий друг семьи Гуэрра – Джанни, "цирюльник и блестящий историк, он не только составляет нам компанию, но и помогает преодолевать повседневные трудности", - писал Тонино о Джанни в первые дни своего пребывания в Пеннабили, куда они с Лорой перебрались из Рима.
Джанни и отвез меня в первый раз к Тонино – поскольку в тот час, когда я наконец добралась до места, Тонино работал в соседнем городке, в студии издателя, где готовились к выставке его живописные работы. Когда Джанни вез меня на первую встречу с Маэстро, в горах мы въехали в плотное белое облако тумана, окутавшее кусты и деревья. Это было похоже на "Сталкер" Тарковского, и было началом той завораживающей тайны, о которой так много позже говорил Маэстро, чаще всего употребляя свое любимое слово "феноменально".

***

Тонино Гуэрра. Прямая речь.
"То, что я должен был получить от жизни, я получил.
А сейчас – время маленьких сумм, подведение небольших итогов.
Люблю несовершенство, потому что, когда перед глазами что-то несовершенное, у меня возникает желание дополнить, доделать, улучшить...
Часто я чувствую горьковатый вкус маринованных бобов(люпин) во рту. А на моем небе всегда – летящие павлины. Передвигаюсь по этой большой долине реки Мареккьи, которая постепенно покрывается мусором, отходами. Хожу между ржавыми холодильниками, выброшенными матрасами – люди де выбрасывают все, просто свозят в долину реки – хожу между матрасами, которых тошнит собственной искусственной шерстью. А под ногами хрустят пластиковые бутылки.
Но перед моими глазами проходят слоны. И красочные птицы.
...В те дни, когда проходила церемония похорон Папы, я ничего не чувствовал. Но кучи, кучи, кучи текущих людей заставили меня подумать, что мы опять можем сделаться в какой-то момент муравьями.
И настоящее волнение я испытал тогда, когда народ уже покидал площадь, это святое место, мне показалось, что я присутствую при том, как из огромного воздушного шара выпускают воздух."

***

"Старики, те, кто живет своим одиноким, закрытым миром - я их нахожу в каких-то горных расщелинах, где они живут в отчаянном одиночестве. Они одни, сами борются с болезнями, эти одинокие старики, которые где-то остались еще.
Однажды, много лет назад, я нашел такого человека – он жил в русле почти высохшей реки, и у него был свой огород. Когда я его впервые увидел, он делал нечто странное – раскладывал на земле груши каким-то одному ему ведомым образом. Я его спросил – что это вы делаете, с грушами?
"Они больны. Из-за этой "русской пыли" - Чернобыля. Я их поворачиваю на солнце то одной, то другой стороной..."
Очевидно, он полагал, что так он их вылечит
"Прямо на больницу похоже" - говорю я, улыбаясь..
И так постепенно-постепенно завязывалась дружба. Я приезжал к нему, навещал. В другой раз он мне показал, какую он устроил систему водосточных труб, чтобы они собирали дождевую воду, и потом поливать ею огород. Я ему сказал:"Какой прекрасный лабиринт воды.".
"Да,- говорит, - это самая здоровая вода – дождевая – для растений. Потому что в дождевой воде есть молнии, чего нет в воде обычной."
Так постепенно мне удавалось входить в мир его бытия, а это самые умные люди на этой земле.
Однажды я его спросил: "Лизео, Вы не страдаете от одиночества?"
А он говорит:"Одиночество? Одиночество мне составляет отличную компанию."
В другой раз я спросил: "Лизео, я вижу, что Вы совершенно спокойны. Вы, наверно, веруете. Хочу спросить у Вас - Бог есть?"
Он посмотрел на меня в нерешительности, совершенно обескураженный таким вопросом И сказал так:"Если я скажу, что Бог есть, это может быть неправдой. А если скажу, что Бога нет – то это может быть еще большей неправдой".
Эти слова я передал Папе (имеется в виду Иоанн Павел Второй), когда встречался с ним в 1994 году."

***

"Осенью первый лист, который опадает, производит оглушительный шум, потому что с ним падает весь год. Изящество и наивность потеряны в этом мире денег и механизмов. И лишь случайно мы находим кусочки нетронутой земли, природы, которая еще не разрушена нашим злом."

***

"Возвратиться жить в тишине – это великое возвращение. Поскольку тишина родилась прежде музыки. Жизнь состоит из множества вещей, которые бесконечно повторяются и могут показаться скучными, нудными, но в то же время все мы знаем, что смотреть, как падает снег, можно миллионы лет, и не уставать от этого. И шум дождя никого не утомляет. Это самая великая музыка, которую можно услышать. Если было бы возможно, я бы хотел жить много-много веков.
Мы переживаем страшные испытания, болезни, войны, убийства. Но самое тяжкое испытание, о котором мне говорят люди – это утрата молодости. Жизнь становится суммой утрат. Нужно найти очень зыбкое спокойствие – чтобы тебя окружали твои малые радости.
Сколько загадок, удивительных тайн хранят в себе люди, которые живут одиноко – это то, что составляет их силу и помогает радоваться жизни. Спокойствие может прятаться за листом."

Прямо рядом со своим домом Тонино построил Храм мысли – небольшая площадка со скамеечкой по центру, расположенной так, чтобы сидя на ней, вы могли видеть перед собой семь незамысловатых каменных изваяний с простыми, напоминающими наскальные, рисунками на них. Семь непрозрачных зеркал для твоей души. Сиди и смотри. Тут пересекаются, по замыслу Тонино, линии души, тела и ума. А со всех сторон вас окружают стены 11-го века - замка князя Малатесты, первого правителя этого края.
По всему Пеннабилли Тонино развесил фаянсовые таблички, на которых описывается житие простых горожан, давно умерших.
Вот, например, Кучарель – создатель фонариков. Религиозные процессии существовали тут веками, во время этих процессий люди несут в руках бумажные фонарики, которые предохраняют огонь находящихся внутри свечей. Фонарики из цветной бумаги, наподобие китайких, много лет клеил этот самый Кучарель, который прожил 102 года. Он умер, а его фонарики и сегодня раскачиваются в воздухе во время религиозных шествий.
А в этом доме жил падре Оливьеро, монах, который в 17 веке отправился в Тибет, и прожил там без малого 30 лет. Он основал там монастырь, и первым привез в Европу тибетский текст, который был переведен на латынь, и с тех пор пошло изучение тибетской культуры и языка европейцами. Далай лама приехал сюда в 1994 году, и был почетным гостем города.
В июле в Пеннабилли проходит настоящая неделя Тибета – на улицах продают тибетские травы, делают массажи... Здесь также проходит самая большая ярмарка антиквариата во всей Италии – съезжаются самые известные антиквары из Рима, Венеции, Флоренции. Во время ярмарки проводятся также художественные выставки, концерты под открытым небом, ужины на площадях Пеннабилли.
Когда-то город был центром епископства, тут в начале 20-го века находилась духовная семинария, в которой училось более тысячи семинаристов. Лучшие умы, философы Италии преподавали здесь.
...А вот ангел с усами, который летал вокруг Господа и ничего не умел делать. Это маленький музей из одной комнаты, в которую вы смотрите с улицы, как будто внутрь шкатулки с секретом. Там и нарисован на стене этот самый ангел с усами, который по преданию(придуманному Тонино) прилетал в сарай, принадлежащий одному охотнику и набитый чучелами птиц. Ангел давал им зерна, тогда как все остальные ангелы над ним смеялись. Но в один прекрасный день все эти птицы взмыли в воздух. Тонино говорит, что если у детей хватит фантазии, то они взлетят.

Выдумки мудрецов.
Он придумщик, Тонино, фантазер. Он придумывает с утра до вечера, идеи сыпятся из него, как из рога изобилия, на весь этот край, так им любимый. Он сердится на власти соседней республики Сан Марино, называя их лавочниками – из-за множества сувенирных магазинов для туристов, которые наводняют это крошечное старинное беспошлинное государство. Он собирает мэров девяти городов, расположенных вдоль реки Мареккья(один из ее притоков – Рубикон, который неизменно переходят все, кто приезжает к Тонино в Пеннабилли. Перешла его и я.), собирает и говорит им – вы можете ссориться и завидовать друг другу, но две вещи должны вас объединять, и о них вы должны помнить всегда – река и дорога.
Преподавая молодым итальянским архитекторам, Маэстро просит их начать свою деятельность с того, чтобы обойти весь свой край и на тех домах, которые уродливы и наносят оскорбление архитектуре, повесить таблички – этому дому осталось жить не больше 50-ти лет, к примеру.
Он говорит, что, если море это зеркало, то мы – страшное лицо, которое в нем отразилось. Что цемент заполонил все и закрыл от людей горизонт, а горизонт для итальянцев это море. А нужно построить на берегу моря огромный дом из стекла, где бы зимой собирались у камина люди, и смотрели сквозь окна на море. Летом же, говорит Тонино, нужно построить на берегу моря "Великую Грецию" из соломы – собрать те огромные спресованные тюки сена, которыми полны поля после сенокоса, поставить их один на другой, и построить Акрополь. Чтобы люди ходили по этому Акрополю, чтобы в нем шла торговля и устраивались выставки и концерты, а потом, в самом конце лета, поджечь "Великую Грецию" из соломы, и снять на пленку, как все будут смотреть на этот огромный костер.
Он даже придумал сам себе подарок на день рождения, Тонино Гуэрра.
В один прекрасный день нынешнего лета, в год его 85-летия, он просит ровно в час дня передать одновременно по громкоговорителям всего 150-километрового романьольского побережья – гром и шум ливня.
"Когда люди в это время возвращаются с пляжа, это очень их освежит",- улыбается Маэстро.

Великодушие и "зависть" гениев.
Федерико Феллини и Тонино Гуэрра ровесники и родились в десяти километрах друг от друга. Этот край, Эмилия Романья – область Италии, где живут люди очень работящие, которые любят вино, любят хорошо поесть. Этот богатый край кормит фруктами всю Европу. Романьольцы очень вспыльчивы и очень отзывчивы, немного, по-крестьянски, грубоваты, и самые лучшие в Италии любовники. "Они такие хвастуны, выпендрежники",- смеется Лора Гуэрра, -но, видимо, действительно какой-то микроб гениальности заложен в этой маленькой земле". Отсюда пошло практически все итальянское кино – Феллини, Антониони, Бертолуччи – все отсюда родом. И все же Феллини родился у моря, в Римини, курортном городе(туристы, отдыхающие немки, ухаживания...), Тонино – в Сант-Арканджело, в горах. Мальчишки из Римини, "с фасоном", заходили в главное кафе Сант-Арканджело и корчили брезгливые гримасы: "Что это?! Уборная, что ли?" Тут же начинались драки. А потом родился "Амаркорд" – их общее детство, подаренное всему миру. Многие считают, что авторство сценария "Амаркорда" полностью принадлежит Гуэрре. Известно даже о письме, которое прислал ему Феллини Тонино, после прочтения сценария: "Браво, мой маленький Тонино!". И многие спрашивали Тонино – отчего твое имя стоит вторым? Он всегда, и при жизни, и после смерти Феллини, отвечал неизменно:" Какое это имеет значение? Я мог придумать историю, ее персонажей, но тот, кто давал им лик – был Феллини. Если бы он не придумал свое пластиковое море, весь этот цирк, реальность-нереальность, то это была бы простая сентиментальная история детства. Феллини вдохнул в нее жизнь, которая стала гениальным кино."
Когда весть о смерти Федерико Феллини облетела Италию, Роберто Бенини, экспрессивный и отчаянно безутешный, звонил Тонино и кричал в трубку: "Тонино! Ты понимаешь?! Сказать, что Федерико умер, это все равно, что сказать, что на земле умерло оливковое масло!" В день похорон Тонино Гуэрра повторил эту фразу Бенини, добавив: "Я завидую этой фразе. Почему ее сказал не я?"

Еще две истории. Первая.

O том, как мы гуляли по Пеннабилли с Лорой и собакой Бабой (Лора получила породистого щенка лабрадора в подарок на день рождения от Антониони).
Мы обошли весь город, сторонясь других собак во избежание драки, дошли до окраины, где находится кладбище и похоронена Лорина мама. Мы с Бабой остались у ограды, а Лора пошла навестить могилу.
Мимо проходили люди, кивали на Бабу и, улыбаясь, говорили что-то по-итальянски, из чего я понимала только одно слово "Лора".
Потом мы пошли дальше, туда, где спортивные площадки и школьники играют в баскетбол. Теперь нас подстерегала другая опасность – то, что Баба пустится за мячом, а удержать на поводке лабрадора величиной с небольшого сенбернара даже двум женщинам не под силу. Лора издалека закричала ребятам, чтобы они придержали мяч и дали нам пройти. Все тут знают Лору и Бабу, ребята тут же подхватили мяч и ушли к другому краю площадки. Мы миновали баскетбольное поле, за ним – теннисные корты, и пошли вдоль ограды из густых зеленых колючих кустов, за котором начиналось ровное зеленое поле, потом – горы, и за них начало садиться солнце. Я достала камеру, приметилась. Но тут меня стала звать Лора, она тем временем отстала – оказывается, Баба учуял улетевший теннисный мяч в кустах, и медленно, но верно потянул Лору назад, и полез за мячом в глубокую канаву, заросшую колючим кустарником. Я так и осталась с камерой в одной руке, начала помогать Лоре вытаскивать Бабу, а он застрял среди веток, поводок запутался в колючках, в общем, плохо дело. Ребята с площадки пришли к нам на помощь, и общими усилиями наконец вытащили Бабу с теннисным мячом в пасти. Он, хоть и стоял там в кустах, испуганный, как корова, завязшая в болоте, но мяч из зубов не выпускал. Поцарапанные мальчишки пошли своей дорогой, девочки обобрали с них репьи, разгоряченная Лора снова надела куртку, снятую в пылу борьбы с кустами, а я выключила наконец видеокамеру, которая, болтаясь у меня на боку, записывала весь ход баталии под весьма концептуальным ракурсом.
Только и сказала Лора Бабе: "Ступида Бабашка!"

Вторая.
В последний мой день пребывания в Пеннабилли мы отправились с Лорой на весь день сначала в Сантарканджело – город, где родился Тонино Гуэрра, потом в Римини, где похоронены Феллини и Мазина, а затем – в курортный городок Риччоно, знаменитый своими дискотеками, где у моря находится один из фонтанов Тонино – "Лес дождя". Шесть стеклянных колонн, на которых держатся рыболовецкие сети, и по всей конструкции струится, течет вода.
В Риччоно летом собирается вся безденежная молодая Европа, два миллиона человек. Придумывая свой фонтан, Маэстро заботился о том, чтобы, разгоряченные после дискотек, молодые люди забирались прямо в фонтан.
Вернулись мы с Лорой уже затемно, с большим опозданием. Тонино сидит на своем обычном месте, в кресле перед телевизором. Собаки и кошки обрадовались хозяйке несказанно. Лора поставила ужин разогреваться на плиту, пошла за ворота кормить кошек, а я накрыла на стол и села напротив Тонино на диван, чтобы рассказать немного о своих впечатлениях о сегодняшней поездке.
Он слушал, потом наставлял меня, как нужно смонтировать интервью, чтоб оно получилось живым. Назавтра я уезжала в Иерусалим. Поговорили о памяти и о расстояниях, которые разделяют людей.
Заранее тоскуя по ним и их дому, я спросила с лукавым выражением лица, стараясь скрыть за ним грусть: "Тонино, как же я буду жить дальше?"
Он посмотрел на меня в сто раз лукавее, и, чуть подумав, ответил:
"Нужно подавать еду на стол. Я очень голодный."
...Самое мое любимое выражение лица маэстро – это когда он не то, чтобы улыбается, а смотрит вроде чуть насмешливо, когда только глаза смеются. Он бывает серьезен, когда рассказывает свои истории или делится мыслями, он печалится об ушедших близких, все это бесконечно интересно, даже когда уже прочитано прежде в его многочисленных интервью. Но вот это выражение лица – оно как раз о том, чего мы никогда от него не сможем узнать. Быть может, потому, что сам он считает, что нужно всегда стремиться к тайне, а не к ее разгадке.

Название этих записей – "Окрестности Пеннабилли", родилось во время одного из наших ужинов в доме Гуэрр. В тот день Джанни, знаток и обожатель Пеннабилли и всего этого края вызвался свозить меня на экскурсию, хотя у нас с ним не было ни одного общего языка. Накануне Лора снабдила меня многочисленной и разнообразной информацией и о Сан Марино, куда мы направлялись, и о средневековом городе Сан-Лео - там находится крепость, в которой умер граф Калиостро. И потому, хоть весь день мы с Джанни объяснялись руками и улыбками, вечером я вернулась полна впечатлений. Тогда-то я и назвала все соседние и более крупные города "окрестностями Пеннабилли", в них же попало, согласно моей невежественной классификации, даже (хоть и небольшое), но государство. Лору этим насмешила, а патриота Джанни – расстрогала. Так решила и оставить. А что, пожалуй, вся Италия стала для меня после этой поездки "окрестностями Пеннабилли".
В день моего отъезда пошел дождь, хотя все время моего пребывания в Пеннабилли было тепло и солнечно, как по заказу. Я даже один раз уснула на солнышке в саду в плетеном кресле – в компании многочисленных Лориных кошек и разомлевшего пса Бабы. А в другой такой же погожий день я была отправлена чистить горох, и, прихватив с собой бутылочку красного вина, лущила для спагетти зеленые стручки
со сладкими горошинами и озирала цветущие ароматные окрестности с высоты птичьего полета - воздух был насквозь солнцем до самого горизонта. Но, когда я отправилась в обратный путь, пошел дождь – сначала чуть-чуть, потом все сильнее, и потоки воды омывали мою машину, несущуюся по шоссе – воду просто кидало ветром на ветровое и боковые стекла, и вдруг пошел снег.
Я изумилась – не может быть! За окном – плюс 16. И тотчас поняла, что это ветер срывал лепестки с цветущих фруктовых деревьев, растущих вдоль дороги, и нес лепестки по воздуху. Как в сказке Андерсена, когда Снежная Королева затеяла снежную бурю, и она разнесла осколки разбитого зеркала по всему свету.

http://gollitely.livejournal.com/6353.html

http://gollitely.livejournal.com/6571.html